МАКАРЕВИЧ. НЕМНОГО БИОГРАФИИ

Олимпийским летом 1980 года «Машину времени» было решено, как и других «сомнительных» артистов, отправить подальше от Москвы. Но если кого-то послали «топтать зону», а других — за 101-й километр, то с нами поступили крайне гуманно. Нам «открыли» Питер и южные гастроли. В другое время это было бы знаком огромного доверия, да и мы сами тогда думали, что нам оказывают благодеяние. На самом деле, питерские гастроли в июне были «затравкой», а поездка по маршруту Ялта — Анапа — Новороссийск — Геленджик – Сочи — Волгоград без заезда в Москву заняла у нас июль, август и полсентября. О первой питерской поездке до сих пор вспоминаю с ностальгией. Переполненный Дворец спорта «Юбилейный», наши афиши на каждом шагу, толпы фанатов, раскачивавших «Икарус» так, что он грозил перевернуться, десятки, если не сотни девчонок у служебного выхода, только ждавших указующего перста и магического слова «Ты!». Главное было — не нарваться на несовершеннолетнюю, которых, конечно, было большинство. Но и такие проколы случались: как-то я получил себе в гости семнадцатилетнюю девицу, выглядевшую на все 25. Заботливые администраторы гостиницы позвонили мне и спросили, известно ли уважаемому Петру Ивановичу, сколько лет девочке и чьей дочерью она является. После этого мной была немедленно дана команда на «одевание» и обиженная девица удалилась.

Жили мы тогда как суперзвезды, в гостинице «Прибалтийская», куда вход обычным советским гражданам был запрещен. Ее построили только в 1978 году специально для приезжавших в Питер «оторваться» финнов. Они брали в Хельсинки такси, ехали в Питер, а потом неделю бухали так, как могут только люди этой национальности. Там мы увидели граждан страны Суоми, лежащих в коридорах, блюющих в плевательницы в холле отеля, ползающих на четвереньках от столика к столику в ресторане. Самое интересное, что их в общем-то никто не останавливал, — гости все-таки. Кстати, скажу вам, мы пили больше, а подобные художества позволяли себе в исключительных случаях. Наверное, дело в отечественном менталитете. Или в чем-то другом, столь же загадочном и неизведанном. Там я впервые увидел, что такое настоящий номер «люкс», — двухэтажное помещение с гостиной, роялем, панорамным видом на Финский залив и прочими «излишествами». Жил в нем, конечно, Макаревич, но мы все собирались там каждый вечер, чтобы хорошенько расслабиться. Естественно, у нас перебывали все валютные путаны, работавшие в круглом барчике внизу, причем исключительно на добровольной основе. Давали они артистам из любви к искусству, а не к деньгам. Самое интересное, что они таскали нам еще и блоки сигарет из «Березки» и «Камю», купленный в валютном баре. Вот что такое — народная любовь!

В Питере у нас было множество друзей. Борька Гребенщиков, другие «аквариумисты», музыканты, художники и просто хорошие люди. Самой большой проблемой было провести их, жителей СССР, в гостиницу. Церберы в фуражках, галунах и штанах с лампасами, по виду пенсионеры КГБ, мгновенно отличали «совка» от иностранца и «тормозили» его, даже если он был одет в полный импорт. Иногда мы передавали друзьям наши визитки. В другом случае приезжал человек с удостоверением и письмом от Ленинградского ТВ и организовывал «псевдосъемку». Метров за двести от отеля «ловили» автобус, в него загружалась «массовка», а на входе рядом со швейцаром стоял «наш человек» и пропускал всех внутрь. В целях конспирации местом сбора объявлялся зал «икс», а оттуда все потихоньку, окольными путями добирались до наших «люкс»-апартаментов.

Поскольку в Питере были белые ночи и в номере все время было светло, то у нас объявлялись два мероприятия. В двенадцать часов ночи — «спуск флага», а в шесть утра — «подъем». Я садился за рояль, играл гимн, и процесс начинался. В качестве флагов в двухэтажной гостиной с огромными окнами использовались французские шторы, которые в закрытом состоянии символизировали определенный интим, а в открытом — близость завершения гулянки.

В «Прибалтийской» я даже научился играть в боулинг, который располагался там же в отеле. Но навыки этой игры совершенствовать в то время было сложно, поскольку в провинции таких вещей не существовало, а в Москве было только жалкое подобие, именовавшееся «кегельбан» и располагавшееся в ЦПКиО имени Горького.

Питерская поездка запомнилась мне еще и тем, что между пьянками и концертами мне приходилось еще заниматься музыкально-просветительской деятельностью. Ваник в то время нарыл замечательную возможность улучшить наше благосостояние путем продажи местным филармониям песен «Машины времени». Каждая филармония имела средства для покупки репертуара. Этим мы и воспользовались. Ваник сообщил, что можно получить по сто рублей за песню, но нужны клавиры. Нотной грамотой, кроме меня, никто не владел, так что я был усажен за стол с нотными листами и как проклятый писал эти бумажки. Это сейчас все просто — наиграл на компьютере мелодию, он тебе все и распечатал, а тогда был грубый ручной труд, да еще с жуткого похмелья. Десять штук за ночь приносили нам по тысяче рублей, что было «хорошей прибавкой к пенсии». После Питера мы продолжили такую практику, но только в пятом или шестом городе выяснили, что песни, оказывается, можно продавать только один раз. А мы уже «осчастливили» аж пять филармоний!

Конечно, поначалу мы сильно расстроились, ведь «живые» деньги буквально уходили из рук. Срочно был созван «военный совет», который постановил практику продолжить, но в целях соблюдения социалистической законности исключительно путем ударного сочинения новых произведений. Делалось это так: я садился за фортепиано, Макар — рядом, я придумывал какую-нибудь мелодию с припевом, он сочинял стихи. Мы быстренько готовили с десяток песен — и тысяча была в кармане. Думаю, что таким образом было сработано не менее сотни песен Подгородецкого — Макаревича. Правда, все они, думаю, ни разу не исполнялись публично. Естественно, все эти песни клались куда-то в стол, и о них забывали на следующий день, но, скажу я вам, было бы очень любопытно послушать их сейчас. Кстати, думаю, что в архивах местных филармоний, где, как правило, ничего не выбрасывают, многие потенциальные хиты сохранились до сих пор. Во всяком случае, уже через много лет после этого я вспомнил одну довольно удачную мелодию и то, что каждый куплет в песне начинался со слова «бывало». Рита Пушкина написала мне стихи, и получилось симпатичное танго. Я даже записал его на своем сольном магнитоальбоме в 1988 году.

Надо сказать, что и при советской власти артистам удавалось зарабатывать приличные деньги. Способов дополнительного заработка было достаточно много, но важнейшим из них было сочинение хитов. Всенародно исполняемые песни приносили их создателям весьма приличные дивиденды. Дело в том, что любой ансамбль, исполнявший ту или иную песню публично, не важно, в концертном зале или ресторане, за эту песню платил. Она, соответственно, была внесена в «рапортичку», которая сдавалась в агентство по авторским правам. Туда же шли и деньги, вычитавшиеся из зарплаты музыкантов. А уж агентство переводило их авторам. Не люблю считать деньги в чужих карманах, но скажу, что Макаревич в начале восьмидесятых зарабатывал гигантские по тем временам суммы. К примеру, я получал авторские всего-то за музыку «Ах, что за луна!» и часть музыки «Поворота» и «Скачек». И составляло это порядка тысячи двухсот — тысячи пятисот рублей в месяц. В случае Макаревича эту цифру можно было смело умножать на 10, 20 или 50 — в зависимости от того, насколько популярны были в то время наши песни. Но и мы не жаловались, поскольку от концертной деятельности получали примерно по тысяче в месяц. И все это было в те времена, когда порядок обычных зарплат был 150-200 рублей, 300-500 получали профессора или главные инженеры крупных заводов, а 500-600 на круг – академики и хоккеисты сборной СССР.

Получаемых нами денег хватало на многие удовольствия. Мы могли покупать себе практически любые вещи: нормальную одежду, аппаратуру, даже отечественные автомобили. Для современного поколения видимо, покажется идиотизмом, что имеющий деньги человек должен был еще приложить массу усилий, чтобы их потратить. Просто пойти в магазин и купить все, что хочется, было невозможно. Прилавки были заполнены обувью, на вешалках висела одежда, но носить все это было невозможно. Во всяком случае, для нас, продвинутых музыкантов. Поэтому мы контактировали с фарцовщиками или покупали так называемые «чеки Внешпосылторга», чтобы по ним отовариться в магазинах «Березка». Даже богатенький Макаревич года до 83-го заказывал себе штаны, особенно белые, у нашего художника по свету Саши Заборовского, который в свободное время подрабатывал шитьем.