Я навсегда запомнил этот урок

Это было еще в Ленинграде, в середине 80-х. Ехал я в маршрутке на Васильевский остров. На сиденье рядом бушевал ребенок лет шести. Его мама безучастно смотрела в окно, не реагировала. А он дергал и дергал ее за рукав.

За окном проплывали деревья, дождик моросил, серо было, ну – Ленинград! Ребенок что-то требовал или что-то утверждал. И тут вдруг она как развернется от окна к нему, как дернет его за руку на себя и как прошипит ему:

— Что ты хочешь от меня?!

Он запнулся.

— Что ты хочешь, я тебя спрашиваю?! Да ты вообще знаешь, кто ты такой?! Ты никто! Понял?! Ты никто-о! — она это выдохнула ему в лицо, просто выплеснула.

Мальчик смотрел на нее, и мне показалось, у него дрожит голова. Или это я дрожал. Почувствовал, как потеет спина.

Помню первую мысль: «Неужели это она ему говорит?! О ком она думает в этот момент?!»

— Видеть тебя не могу, — прошептала она.

— Ты же убила его! — сказал я, но никто меня не услышал.

В маршрутке, как ни в чем не бывало, продолжали дремать люди.

Я сидел, не шевелясь. А мальчик не плакал. Она отбросила его руку и снова развернулась к окну. Он уже не бушевал, притих как-то сразу. Смотрел в разорванную спинку сиденья напротив и молчал.

Я закрыл глаза, стал глубоко дышать, чтобы как-то успокоиться. А, когда открыл их, увидел конфету. Молодой парень, похоже, студент, такой светлый, кучерявый, в джинсовом костюме, протягивал конфету мальчику.

Он еще встряхнул рукой, сказал:

— Бери, это тебе.

Тот взял. И тут же парень протянул ему вторую конфету. Мальчик помедлил и взял вторую. Дальше происходило действие, вспоминая которое, я еле сдерживаю слезы.

Мальчик не стал есть, он коснулся маминой руки. Она не сразу повернула к нему лицо. Но все-таки повернула. И, видно, хотела добить его. Но он протягивал ей конфету. Она посмотрела на него, на конфету, в недоумении. Тогда он вложил ей конфету в руку. Она, как обожглась, быстро вернула ему.

— Я не хочу, — сказала.

Две конфеты лежали у него на ладони. Руку он не опускал.

— Ешь сам, — сказала она и тихо добавила, — я не хочу. Честное слово.

Тогда он положил конфету к ней на колени. Никогда не забуду эту паузу. И эту взрослость.

Передо мной за несколько этих минут мальчик стал мужчиной, а она из злой, раздраженной мамаши стала красивой молодой женщиной. Во всяком случае, это я так почувствовал.

Она молчала. Долго-долго молчала. Смотрела на него так, словно только увидела. Потом обняла. И он ее обнял. Потом он развернул конфету и дал ей. И пока она не положила ее в рот, сам не ел. Вы представляете такое?! Это был еще один шок, но уже другой. Я тогда подумал о себе: «Вот ты, такой праведник, хотел встать, обвинить, ты хотел ее «разорвать», переделать. И ты бы ничего не добился, кроме скандала и брани. А этот мальчик, посмотри, насколько он мудр, как он велик, этот мальчик, он взял другим. И пронял до самых печенок, до сердца, до слез. А еще этот молодой парень, который дал ему две конфеты, подумал я, он ведь не просто так дал две».

Я огляделся. В заднем стекле маршрутки увидел этого молодого парня: он уходил вдаль по «моросящей» улице. А мама и сын сидели, склонив головы друг к другу. Тут водитель объявил мою остановку. Я, выходя, дотронулся до руки мальчика.

Я этим сказал ему: «Спасибо». Не думаю, что он понял, но это и не важно.

Я навсегда запомнил этот урок. Но должны были пройти годы, чтобы я его осознал, что это и есть настоящее воспитание, о котором не все взрослые знают. Что только примером и воспитывают. Не криком, не обвинениями, не битьем, нет. Только пример работает, больше ничто. И этот мальчик показал пример. И ей, и мне. И он изменил нас.

Неизвестный автор